На импровизированную трибуну вскочил студентик и явно перепугался от своего поступка. Он сглотнул, скомкал фуражку в кулаке и набрал воздуха.
- У нас особый путь! Россия должна идти особым путём! - закричал было он, но сильные руки уже тащили его с трибуны.
Вера Павловна равнодушно улыбнулась этой сцене, отнимая от глаз лорнет, и украдкой посмотрела на реакцию Александра Петровича. Крошка табаку, запутавшаяся в петле его тонко завитого уса, подрагивала.
- Особый, - прошептал Александр Петрович. - Особый.
- Ну так что, что особый? Что это может значить? - спросила Вера Павловна. Ей бы промолчать, чтобы Александр Петрович, мысли которого всегда были скоротечны, успокоился и через минуту уже ничего не помнил, но ей так хотелось, чтобы он говорил, шевелил своими губами, чуть полноватыми, чуть влажными и такими влекущими, что если бы не усы, то она тотчас бы его поцеловала, заслонивши лица широкими полями своей атласной шляпы. Ей не хотелось мять этот завиток здесь, на людях. "Особый, особый! - думала она. - Говори что хочешь, что на ум взбредёт, мой славный дурачок, только лишь говори, и когда крошка табаку вывалится из твоих благородных усов - то будет знак мне, что я люблю тебя!"
