Жил мальчишка один, сирота сиротой,
Он служил в на Курилах матросом.
Выделялся по вторникам глаз добротой
И почти ежедневно - поносом.
Он любил коротать свои трудные дни
За ломтём бородинского хлеба,
И глаза его плакали, так как они
Были цвета осеннего неба.
Как-то раз, увидав проходящий баркас,
Прыгнул парень в глубокое море,
Потому что баркас этот видел не раз
И не раз прыгал в бурное море.
То ли хлеба в тот день паренёк переел,
То ли снова взбурлили говнища,
Только в старый баркас он с Курил прилетел
И пробил его в области днища.
А на этом баркасе плыла его мать
И везла ему грушу и книги.
Шла к нему она долго: лет шесть или пять
Из Кронштадта с ночёвкою в Риге.
И на том же баркасе моряк седовлас,
Хоть и сам того не понимал он,
Был отцом пареньку. Он ушёл на баркас,
Когда тот был мальчишечкой малым.
Захлестала вода, поглотила баркас,
И все трое на дно опустились,
И в последней молитве на Яблочный Спас
В грушу мамину жадно вонзились.
Тут понос у всей троицы вдруг забурлил,
Даже сопки вокруг задрожали,
И вскипела вода, и на берег Курил
Папа, мама и мальчик упали.
Хохотали потом, вспоминая курьёз,
Так что слезы хлестали без меры,
А потом вспоминали баркас и всерьёз
Слезы лили по этой потере.
До сих пор старожилы, собравшись на пир,
Вспоминают о троице дикой:
Молодой Итуруп, пожилой Кунашир
И Татьяна по прозвищу "Шико".
Он служил в на Курилах матросом.
Выделялся по вторникам глаз добротой
И почти ежедневно - поносом.
Он любил коротать свои трудные дни
За ломтём бородинского хлеба,
И глаза его плакали, так как они
Были цвета осеннего неба.
Как-то раз, увидав проходящий баркас,
Прыгнул парень в глубокое море,
Потому что баркас этот видел не раз
И не раз прыгал в бурное море.
То ли хлеба в тот день паренёк переел,
То ли снова взбурлили говнища,
Только в старый баркас он с Курил прилетел
И пробил его в области днища.
А на этом баркасе плыла его мать
И везла ему грушу и книги.
Шла к нему она долго: лет шесть или пять
Из Кронштадта с ночёвкою в Риге.
И на том же баркасе моряк седовлас,
Хоть и сам того не понимал он,
Был отцом пареньку. Он ушёл на баркас,
Когда тот был мальчишечкой малым.
Захлестала вода, поглотила баркас,
И все трое на дно опустились,
И в последней молитве на Яблочный Спас
В грушу мамину жадно вонзились.
Тут понос у всей троицы вдруг забурлил,
Даже сопки вокруг задрожали,
И вскипела вода, и на берег Курил
Папа, мама и мальчик упали.
Хохотали потом, вспоминая курьёз,
Так что слезы хлестали без меры,
А потом вспоминали баркас и всерьёз
Слезы лили по этой потере.
До сих пор старожилы, собравшись на пир,
Вспоминают о троице дикой:
Молодой Итуруп, пожилой Кунашир
И Татьяна по прозвищу "Шико".
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Представьтесь, пожалуйста, прежде, чем отправить сообщение.