(Текст исторической достоверности не имеет, как и цели оскорбления персонажей, хотя некоторые того заслуживают)
Владимир Ильич Ленин, однажды посовещавшись с Надеждой Константиновной по вопросу о том, как лучше пить чай: с лимоном или с молоком, и нельзя ли и с лимоном, и с молоком вместе, вдруг понял, что он очень даже умён. Сперва, покуда эта мысль только утверждалась в его голове, он ещё чуточку сомневался, но посмотрел в зеркало, причесался, выдул из носа пролетарских животных и прямо так и сказал, уже нисколько не сомневаясь:
- Да, батенька, определённо умён!
И засмеялся. Потом ещё засмеялся, подпустив в свой смех нотки лукавства и доброты. Потом засмеялся с нотками ума и снисхождения. Потом попытался заржать демонически, думая, что умный человек обязательно столкнётся с ситуацией, когда придётся хохотать на все лады, а также демонически ржать и гаденько похихикивать. Но тут в кабинет его вошла Крупская в домашнем износившемся платье и, нисколько не смущаясь, своим пролетарским видом напомнила Ленину о заседании Совнаркома.
- Лечу! Лечу, голубушка! - крикнул ей Ленин уже из прихожей, натягивая калоши, а с лестницы загоготал по-интеллигентски, с особым тембральным вывертом.
Очень любил Владимир Ильич заседания Совнаркома и часто на них хаживал. Да что там - был завсегдатаем! Ещё и нет никого, а он уж тут как тут: сидит в президиуме, потягивает из графинчика и то хохочет, то тихонько так хихикает, словно в задумчивости. Но уж когда народ приходил и начинал решительно заседать, то тут наш Ильич как с цепи пускался. Какой-нибудь член выйдет к трибуне и давай скуки нагонять, что-то вроде продовольственного вопроса или банд Деникина. Собрание, понятное дело, в сон клонит, одному всесоюзному старосте не спится, да и то по-старости. Но тут Владимир Ильич вскакивает незаметненько для ораторствующего и за его спиной начинает "яблочко" плясать или пантомиму показывать: то рога товарищу наставит, то словно бы пнёт его и извиняется, то будто бы вытащит из его кармана набор порнографических карточек и показывает языком тела, что на них изображено. Ох и весело у Ленина получалось! Особый дар человек имел! Глаза пучит, губы надувает, бородёнка ходуном ходит, пиджачишко на нём мечется как очумелый, руки-ноги покоя не ведают! Чего уж тут удивляться, что заседание моментально оживлялось: то одобрительные аплодисменты, то восторженный смех, то свист, то "браво-бис". У кого душонка послабже, тот в ногах валятся, за живот схватившись, и так хохочет, что все окурки ртом соберёт. А кто покрепче, тот только слёзы рукавом смахивает да орёт периодически "эх-ма! вот тебе и революция!"
- Что же вы, товарищи, ведёте себя так, словно обезьян пришли в зоосад смотреть? Вопрос, смею заметить, первостатейной важности! - возмутится выступающий, но его если кто и заметит, то либо кулак покажет, либо укажет на соблюдение регламента, мол, кворум полон, а ты резину тянешь, скотина полубуржуазная.
- Тогда у меня всё, - скажет обиженный товарищ и обернётся на президиум в поисках поддержки и сочувствия, а наш Ильич уже сидит на своём месте как ни в чём не бывало и волосики приглаживает или ладошкой в зал указывает, дескать, вот же голос масс, чего вы, батенька, от меня хотите. Улыбается.
И вот Владимир Ильич, открыв в себе ум, отправился на заседание Совнаркома. И отправился, и даже пришёл, да только перепутал и заявился в Малый Совнарком, а не в нормальный. И надо сказать, что Малый Совнарком - это был почти такой же Совнарком, только классом пониже. И стол там такой же, и стулья там того же фасона, и лозунги на кумачах приблизительно те же, и сами кумачи на стенах почти такие же красные, и даже Карл Маркс в рамке почти похож на настоящего, разве что бороды у него нет, усов нет и вообще волос на голове не видать, но взгляд ровно такой же, что говорит - не спутаешь: крепите, дорогие мои товарищи, дело мирового интернационала и всюду давите белобуржуазную гадину подошвами ваших большевицких сапог!
Вбежал Ильич в залу, уже приготовился прибаутку выкрикнуть, но так и застыл у порога, как сиротка, застигнутый у буфета с банкой запретного варенья. И было от чего застыть! Его место в президиуме занято каким-то лысоватым пигмеем с плутовскими глазами и в костюмчике третьих рук. Заместо Бухарина сидит нечто опустившееся в третьей стадии алкоголизма. Заместо привычного Калинина какой-то маразматик пытается сфокусировать совершенно беспартийный вгляд. Безуспешно, разумеется. Заместо осетина Сталина сидит вроде бы такой же Сталин, только, по всем внешним признакам, китаец, а то и вовсе монгол. Дзержинский, который в нормальном Совнаркоме сидит как гвоздь прямой, только шляпкой вертит, в Малом Совнаркоме почти тот же гвоздь, только немного погнутый, и не вертит ничем. Один к одному, только набок скрючен, от чего слюни не на бороду текут, а сразу на плечо, причём, соседское.
Ну и одеты кто как, никакого единства в стиле. На том же Дзержинском не шинель и фуражка, а ватник и треух, и оба предмета на грани физического существования. Каменев в матроске сидит, голые ноги портфелем прикрыл. Зиновьев - в мастросских клёшах, а портфелем волосатую грудь стыдливо таит, словно в ней есть что-то более неприличное, чем сам этот портфель. Будённый - в нелепой ночной рубахе, отнятой, по всей видимости, у буржуазной дамы в момент её несогласия с прогрессивными нормами новой революционной морали. У гостящего товарища из Петроградского комитета кожанка нелднократно прострелена на месте предполагаемого сердца, а сам этот товарищ сидит и в ус не дует, даже не покачнётся, а только "козью ногу" языком клеит. Сразу видно, кто что успел сэкспроприировать, тот в том и ходит. Понятное же дело, что Малому Совнаркому вперёд Совнаркома обычного никто экспроприировать не позволит, вот и выкручиваются кто как может.
Но это президиум, а в зале что творится - описать затруднительно. Такие люди сидят, что даже смотреть на них воля нужна, не говоря уже о необходимости их обонять и слышать. Кто-то непрерывно голосует, кто-то опрокинулся и лежит, кто-то обездоленный плачет, кто-то мычит и мемечит, у другого пятерня в волосах запуталась - перепугался человек до самых онучей, седьмой вилы потерял и зовёт их на весь зал во всю мочь горла, десятая орёт - то ли роды симулирует, то ли зачатие. Бедлам полнейший!
На трибуне уже кто-то выступает. В руке листок с речью, вокруг рта что-то вроде подсохшей овсянки, в глазах бессильные слёзы отчаяния. Знать-то, не думал голубчик, каково это с трибуны выступать! Зал урчит, верещит и булькает, а этот несчастный товарищ бубнит себе под нос по слогам:
- Лиза и Зина санитарки. У Зины зонд. У Лизы клизма.
- Ну что ж, товарищи, голосуем! - перебивает его малосовнаркомовский Ленин, но только так говорит, что никто ничего не разберёт, даже удосужившись.
У этого Ленина не только картавость, у него во рту что-то такое, из-за чего он половину букв не выговаривает, а вторую глотает. Эх, если б была третья половина, то ещё можно было бы хоть что-то разобрать, а так ну никак не получается.
Однако в зале нетерпение, нарастает гул. Видимо, прения по вопросу зонда и Лизы неожиданно достигли апогея. Кто-то кричит, кто-то уже не стесняясь воет. Волнообразно возникают овации, переходящие в непременный мордобой. Настоящий Ленин понимает, что в такой момент неплохо бы разрядить обстановку и напомнить членам совета о партийной дисциплине. И тут же, словно читая мысли, местный Ленин выскакивает из-за стола и пускается в лихой пляс, сшибая президиум, стулья, трибуну, потом ударяется о каменную колонну, срывает кумач с лозунгом и, запутавшись в нём как муха в тенётах, рушится в зал. Сталин достаёт дутар, Бухарина тошнит, Будённый грубо, по-солдатски клеится к Калинину. У настоящего Ленина не выдерживают нервы и он выбегает из этого ада в настоящий Совнарком, благо заседание его происходит в соседней зале.
Продолжение: http://profoxinator.blogspot.ru/2014/07/2.html
Владимир Ильич Ленин, однажды посовещавшись с Надеждой Константиновной по вопросу о том, как лучше пить чай: с лимоном или с молоком, и нельзя ли и с лимоном, и с молоком вместе, вдруг понял, что он очень даже умён. Сперва, покуда эта мысль только утверждалась в его голове, он ещё чуточку сомневался, но посмотрел в зеркало, причесался, выдул из носа пролетарских животных и прямо так и сказал, уже нисколько не сомневаясь:
- Да, батенька, определённо умён!
И засмеялся. Потом ещё засмеялся, подпустив в свой смех нотки лукавства и доброты. Потом засмеялся с нотками ума и снисхождения. Потом попытался заржать демонически, думая, что умный человек обязательно столкнётся с ситуацией, когда придётся хохотать на все лады, а также демонически ржать и гаденько похихикивать. Но тут в кабинет его вошла Крупская в домашнем износившемся платье и, нисколько не смущаясь, своим пролетарским видом напомнила Ленину о заседании Совнаркома.
- Лечу! Лечу, голубушка! - крикнул ей Ленин уже из прихожей, натягивая калоши, а с лестницы загоготал по-интеллигентски, с особым тембральным вывертом.
Очень любил Владимир Ильич заседания Совнаркома и часто на них хаживал. Да что там - был завсегдатаем! Ещё и нет никого, а он уж тут как тут: сидит в президиуме, потягивает из графинчика и то хохочет, то тихонько так хихикает, словно в задумчивости. Но уж когда народ приходил и начинал решительно заседать, то тут наш Ильич как с цепи пускался. Какой-нибудь член выйдет к трибуне и давай скуки нагонять, что-то вроде продовольственного вопроса или банд Деникина. Собрание, понятное дело, в сон клонит, одному всесоюзному старосте не спится, да и то по-старости. Но тут Владимир Ильич вскакивает незаметненько для ораторствующего и за его спиной начинает "яблочко" плясать или пантомиму показывать: то рога товарищу наставит, то словно бы пнёт его и извиняется, то будто бы вытащит из его кармана набор порнографических карточек и показывает языком тела, что на них изображено. Ох и весело у Ленина получалось! Особый дар человек имел! Глаза пучит, губы надувает, бородёнка ходуном ходит, пиджачишко на нём мечется как очумелый, руки-ноги покоя не ведают! Чего уж тут удивляться, что заседание моментально оживлялось: то одобрительные аплодисменты, то восторженный смех, то свист, то "браво-бис". У кого душонка послабже, тот в ногах валятся, за живот схватившись, и так хохочет, что все окурки ртом соберёт. А кто покрепче, тот только слёзы рукавом смахивает да орёт периодически "эх-ма! вот тебе и революция!"
- Что же вы, товарищи, ведёте себя так, словно обезьян пришли в зоосад смотреть? Вопрос, смею заметить, первостатейной важности! - возмутится выступающий, но его если кто и заметит, то либо кулак покажет, либо укажет на соблюдение регламента, мол, кворум полон, а ты резину тянешь, скотина полубуржуазная.
- Тогда у меня всё, - скажет обиженный товарищ и обернётся на президиум в поисках поддержки и сочувствия, а наш Ильич уже сидит на своём месте как ни в чём не бывало и волосики приглаживает или ладошкой в зал указывает, дескать, вот же голос масс, чего вы, батенька, от меня хотите. Улыбается.
И вот Владимир Ильич, открыв в себе ум, отправился на заседание Совнаркома. И отправился, и даже пришёл, да только перепутал и заявился в Малый Совнарком, а не в нормальный. И надо сказать, что Малый Совнарком - это был почти такой же Совнарком, только классом пониже. И стол там такой же, и стулья там того же фасона, и лозунги на кумачах приблизительно те же, и сами кумачи на стенах почти такие же красные, и даже Карл Маркс в рамке почти похож на настоящего, разве что бороды у него нет, усов нет и вообще волос на голове не видать, но взгляд ровно такой же, что говорит - не спутаешь: крепите, дорогие мои товарищи, дело мирового интернационала и всюду давите белобуржуазную гадину подошвами ваших большевицких сапог!
Вбежал Ильич в залу, уже приготовился прибаутку выкрикнуть, но так и застыл у порога, как сиротка, застигнутый у буфета с банкой запретного варенья. И было от чего застыть! Его место в президиуме занято каким-то лысоватым пигмеем с плутовскими глазами и в костюмчике третьих рук. Заместо Бухарина сидит нечто опустившееся в третьей стадии алкоголизма. Заместо привычного Калинина какой-то маразматик пытается сфокусировать совершенно беспартийный вгляд. Безуспешно, разумеется. Заместо осетина Сталина сидит вроде бы такой же Сталин, только, по всем внешним признакам, китаец, а то и вовсе монгол. Дзержинский, который в нормальном Совнаркоме сидит как гвоздь прямой, только шляпкой вертит, в Малом Совнаркоме почти тот же гвоздь, только немного погнутый, и не вертит ничем. Один к одному, только набок скрючен, от чего слюни не на бороду текут, а сразу на плечо, причём, соседское.
Ну и одеты кто как, никакого единства в стиле. На том же Дзержинском не шинель и фуражка, а ватник и треух, и оба предмета на грани физического существования. Каменев в матроске сидит, голые ноги портфелем прикрыл. Зиновьев - в мастросских клёшах, а портфелем волосатую грудь стыдливо таит, словно в ней есть что-то более неприличное, чем сам этот портфель. Будённый - в нелепой ночной рубахе, отнятой, по всей видимости, у буржуазной дамы в момент её несогласия с прогрессивными нормами новой революционной морали. У гостящего товарища из Петроградского комитета кожанка нелднократно прострелена на месте предполагаемого сердца, а сам этот товарищ сидит и в ус не дует, даже не покачнётся, а только "козью ногу" языком клеит. Сразу видно, кто что успел сэкспроприировать, тот в том и ходит. Понятное же дело, что Малому Совнаркому вперёд Совнаркома обычного никто экспроприировать не позволит, вот и выкручиваются кто как может.
Но это президиум, а в зале что творится - описать затруднительно. Такие люди сидят, что даже смотреть на них воля нужна, не говоря уже о необходимости их обонять и слышать. Кто-то непрерывно голосует, кто-то опрокинулся и лежит, кто-то обездоленный плачет, кто-то мычит и мемечит, у другого пятерня в волосах запуталась - перепугался человек до самых онучей, седьмой вилы потерял и зовёт их на весь зал во всю мочь горла, десятая орёт - то ли роды симулирует, то ли зачатие. Бедлам полнейший!
На трибуне уже кто-то выступает. В руке листок с речью, вокруг рта что-то вроде подсохшей овсянки, в глазах бессильные слёзы отчаяния. Знать-то, не думал голубчик, каково это с трибуны выступать! Зал урчит, верещит и булькает, а этот несчастный товарищ бубнит себе под нос по слогам:
- Лиза и Зина санитарки. У Зины зонд. У Лизы клизма.
- Ну что ж, товарищи, голосуем! - перебивает его малосовнаркомовский Ленин, но только так говорит, что никто ничего не разберёт, даже удосужившись.
У этого Ленина не только картавость, у него во рту что-то такое, из-за чего он половину букв не выговаривает, а вторую глотает. Эх, если б была третья половина, то ещё можно было бы хоть что-то разобрать, а так ну никак не получается.
Однако в зале нетерпение, нарастает гул. Видимо, прения по вопросу зонда и Лизы неожиданно достигли апогея. Кто-то кричит, кто-то уже не стесняясь воет. Волнообразно возникают овации, переходящие в непременный мордобой. Настоящий Ленин понимает, что в такой момент неплохо бы разрядить обстановку и напомнить членам совета о партийной дисциплине. И тут же, словно читая мысли, местный Ленин выскакивает из-за стола и пускается в лихой пляс, сшибая президиум, стулья, трибуну, потом ударяется о каменную колонну, срывает кумач с лозунгом и, запутавшись в нём как муха в тенётах, рушится в зал. Сталин достаёт дутар, Бухарина тошнит, Будённый грубо, по-солдатски клеится к Калинину. У настоящего Ленина не выдерживают нервы и он выбегает из этого ада в настоящий Совнарком, благо заседание его происходит в соседней зале.
Продолжение: http://profoxinator.blogspot.ru/2014/07/2.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Представьтесь, пожалуйста, прежде, чем отправить сообщение.