- Здравствуйте, товарищи! - кричит он с порога. - Как видите, я немного задержался - помогал революционному матросу буржуя колоть!
Зал добродушно смеётся, слышатся реплики "он такой - наш Ильич!", "скажет - как примусом вмажет!" Хорошие люди в нормальных толстовках, френчах и кожанках. Никакой педерастии и эпатажа. Никаких слюней, никакого идиотизма, сплошная партийная дисциплина, формирующая обезьян в человеков.
Вот Владимир Ильич сел на своё место, которое тут никакой другой пигмей занять не осмелился бы, и внимательно, с хитрой усмешкой оглядел присутствующих.
-Ну-с, давайте приступим.
Зал вновь оживился. Что-то сейчас откаблучит Ильич? Опять ли бросится плясать или на этот раз запоёт? Никто не знает.
- Что у нас на повестке? - поинтересовался Ленин.
Секретарь, думавший, что Ильич сперва номер покажет, не ожидал такого подлого вопроса, был к нему не готов и спохватился, сунувшись в бумаги, а из зала уже кто-то подсказывает:
- Расскажи про декреты, Владимир Ильич! Особливо про "земля - крестьянам" расскажи!
Многим нравилось про декреты, многие засмеялись. Даже Будённый, такой с виду серьёзный, схватился за живот, захохотал "ой не могу, земля крестьянам!", упал головой об стол и уронил графин с водой.
- А заводы кому? Заводы - рабочим? - спросил Ильич громко и с прищуром.
Совет жахнул смехом того сильней, аж люстра дворянского стекла забренчала, а Будённый скатился под стол. Так продолжалось минуты три, с топотанием ботинок и сапог, с разнохарактерным смехом, стонами, рёвом и уханьем, но стоило только Ленину спросить "а власть кому?", как беснование прекратилось. И вопрос был вовсе не смешной, да и умел Владимир Ильич публику в руках держать.
- Прежде всего позвольте сделать необходимое заявление, - начал Ильич, когда воцарилась необходимая тишина. - Сегодня я понял, что умён.
Даже ближайшие соратники-партийцы такого не ожидали, повернулись к вождю мирового пролетариата с недоумёнными лицами. Даже Карл Маркс, который в этой зале был традиционно волосат, чуть не вывалился из своей рамки.
- Как-как вы сказали? - недоверчиво спросил Калинин.
- Да, представьте, умён.
- Вот те на - умён! - удивился Калинин и вслед за ним другие товарищи зашептали:
- Ну и ну! Ленин умён!
Даже Будённый, видя, что все повторяют "Ленин умён", встал, выправил покривившийся ус и сказал с оттенком личной обиды, невесть откуда возникшей:
- Всякое я, товарищи, повидал, но такого... Ишь ты, Ленин - умён!
И тут кто-то предположил, что Ильич хохмит, и совет вновь принялся смеяться, так и так мусоля слово "умён". Ай да Ильич, ну и затейник!
- А ведь я не шучу. Если говорю, то так оно и есть. Это вам, товарищи, должно быть известно, - ещё более озадачил всех Ленин.
- Ну хорошо, Владимир Ильич, тогда скажи, - встрял въедливый Калинин, - сколько будет два прибавить два?
Члены Совнаркома подхватили недоверчивое "сколько будет два и два", а Сталин, который некогда учился в семинарии и о многом слышал, поднялся и добавил от себя:
- Скажи своим товарищам, Ильич: сколько будет два прибавить два равно четыре?
Ворошилов, видя, что все спрашивают у Ленина ответа, тоже встал и спросил ответа:
- Я тоже хочу знать два и два четыре! Если ты в самом деле умный, если ты в самом деле коммунист, так скажи нам!
* * *
Ещё до заседания Владимир Ильич беседовал с Надеждой Константиновной.
- Наденька, налей, душенька, мне чаю.
- С молоком тебе или с лимоном?
- Позиции мои всё слабеют. В Совнаркоме я ещё чудачествами авторитет удерживаю... Что? А? Налей как знаешь. А вот в ЦК даже анекдоты не помогают. Кажется, власть утекает от меня. Архиважно что-то предпринять и незамедлительно. Но вот что? Не прибрать ли к рукам Наркомат продовольствия? Придут пайки получать, а там я сижу. Ну, кто теперь попляшет? И кто похохочет? А-а-а!
Надежда Константиновна поднесла чай. Другого она всё равно не умела, а чай иногда могла. Иногда ещё могла резать хлеб, но нож в руке рождал такие неприятные мысли, такие кровожадные образы, что глаза от них лезли на лоб.
- Ты, Володя, вождь мирового пролетариата, по тебе Коминтерн плачет, а ты хочешь как лавочник пайки раздавать?
- Что пайки? Тут ведь дело не в пайках, тут ведь во власти дело. Понимать надо. Хотя ты, Надя, конечно, права. Нельзя мне как лавочнику. Не по Сеньке шапка. Кстати, что за чай ты сделала? Что за взвесь? Неужели молоко с лимоном?
- Должно быть так. Я сама не знаю.
- Надя.
- Что?
- Надя, я хотел поставить наркомпродом тебя, но посмотри на этот чай - ты же глупа!
- Ну что не так, Володя?
- Как что? Молоко свернулось! Разве не знаешь, что от лимона молоко сворачивается? И откуда у нас лимон? Опять буржуя повстречала?
- Не знаю даже... Кажется, ходоки принесли.
- А если бы твои ходоки тебе чумную крысу принесли, ты бы тоже её в мой чай с молоком сунула?
- Ну, Володя, что ты такое говоришь...
- Сибирскую язву? Тиф? Сифилис, в конце концов?
- Ну не надо, не горячись.
- Глупа ты, матушка, ой глупа!
- Ну глупа, зато ты умён. Пей чаёк-то.
И тут Владимира Ильича осенило здравой мыслью. Не понимая себя он отхлебнул ужасного чая, бесчувственно пожевал завалявшийся бублик и рассудил так:
- Представь, что приду к ним и заявлю, что я умный. Что они сделают? Подумай-ка.
- И нечего думать. Захотел над ними выделиться, так тебя на место поставят.
- Каким же образом?
- Ну... - Надежда Константиновна едва задумалась. - Если ты скажешь, что умный, то кто-нибудь, скорее всего, Михаил Иванович спросит тебя что-то вроде "на скольких слонах стоит Земля?" или что-то подобное. Почему человек не летает, например.
- И что же я?
- А ты, Володя, не ответишь.
- А как же? Что же сказать тогда?
- Отвечай по обстоятельствам. Человек не птица, потому и не летает, а Земля стоит на четырёх слонах.
- А не китах ли? - засомневался Ленин, прищуриваясь.
- С китов бы она соскользнула. Они склизские. А слоны морщинисты, с них не соскользнёшь. Не говори про китов с ними, они не поймут.
* * *
- Отвечай же товарищам, Владимир Ильич! - кричали люди.
Возмущение нарастало, могло вылиться в истинно революционный гнев. В атмосфере чувствовалось приближение Фанни Каплан, а Ильич сидел и ничего не отвечал. Руки его уже обшарили пиджак от и до, а листочка с Наденькиными подсказками не сыскали. Ленин вскакивал периодически, и члены Совнаркома, думая, что он хочет говорить, смолкали, но вождь только совал руки в карманы брюк и в очередной раз ничего оттуда не доставал. В пиджаке не было, в брюках не было, в жилете не было. Словно сквозь землю провалилась распроклятая бумажонка! Что же там было? Ленин силился вспомнить, но никак не мог. В голову лезли страничные цитаты из Маркса, Плеханова, Баркова, но всё это было не то, совсем не то.
- А не немецкий ли это шпион?! - завопил вдруг Карл Радек. - Что-то не похож этот так называемый Ильич на нашего Ленина! Танцев не пляшет, песен не поёт, не хохмит, мохрой не угощает и, прошу заметить, на два и два четыре ответа тоже не даёт! Как считаете, товарищи? Ставлю на голосование!
- Чего тут голосовать? Расстрелять контру к чёртовой матери из всех револьверов!
- В стране голод, а он в президиум пролез, воду из графина пьёт!
- И пиджачишко-то на нём не нашего крою! По одёжке узнаю кайзеровскую гниду!
- Никакой это не Ленин! Наш Ленин волосатый, вон его портрет на стенке висит, и зовут его Карл Маркс, а не Ильич! К стенке этого империалистического прихвостня!
И несдобровать бы нашему Владимиру Ильичу, ведь уже самые верные партийные товарищи потянули к нему свои руки, но вдруг вспомнил он - кепка! В кепку сунул Наденькину бумаженцию! Схватил он кепку со стола, выдернул из неё листок, глянул в него и прояснился лицом.
- Четыре слона! Четыре слона, товарищи!
Хотя у многих коммунистов уже руки зачесались пустить кровь немецкому шпиону, но превозмогли, но сдержались, уселись по местам, отёрли проступивший гнев тряпицами и на Калинина уставились. Говори, староста!
- Да, вроде, верно, - ответил Калинин, хотя по неуверенному блеску очков было понятно, что верного ответа и сам он не знал.
- Что и требовалось доказать! - весело выкрикнул Ильич и пустился в пляс, следуя призывному пиликанью гармоники, назойливо зазвучавшей в его голове.
- А я всегда думал, что четыре, - признался Сталин. - Просто четыре, без слонов.
И хотя Будённый умом не блистал, честно скажем, среди товарищей считался человеком отважным и безрассудным, но он посмотрел сперва на Ленина, пошедшего вкруг трибуны вприсядку, а потом на угрюмого Сталина, замершего за столом, и выпустил из-под усов:
- А я и сейчас считаю, что без слонов лучше.
Поймал благодарный взгляд Сталина и добавил уже увереннее:
- В кавалерии, товарищи, лучше всего без слонов!
Да, вот с того-то времени и стали считать Ленина человеком умным, а чтобы не разувериться, написали ему несколько томов с цитатами и статистикой, с умными мыслями и наказами. Я один такой том читал, да всё не в толк. Впрочем, и Ленин, говорят, таки доплясался.
Зал добродушно смеётся, слышатся реплики "он такой - наш Ильич!", "скажет - как примусом вмажет!" Хорошие люди в нормальных толстовках, френчах и кожанках. Никакой педерастии и эпатажа. Никаких слюней, никакого идиотизма, сплошная партийная дисциплина, формирующая обезьян в человеков.
Вот Владимир Ильич сел на своё место, которое тут никакой другой пигмей занять не осмелился бы, и внимательно, с хитрой усмешкой оглядел присутствующих.
-Ну-с, давайте приступим.
Зал вновь оживился. Что-то сейчас откаблучит Ильич? Опять ли бросится плясать или на этот раз запоёт? Никто не знает.
- Что у нас на повестке? - поинтересовался Ленин.
Секретарь, думавший, что Ильич сперва номер покажет, не ожидал такого подлого вопроса, был к нему не готов и спохватился, сунувшись в бумаги, а из зала уже кто-то подсказывает:
- Расскажи про декреты, Владимир Ильич! Особливо про "земля - крестьянам" расскажи!
Многим нравилось про декреты, многие засмеялись. Даже Будённый, такой с виду серьёзный, схватился за живот, захохотал "ой не могу, земля крестьянам!", упал головой об стол и уронил графин с водой.
- А заводы кому? Заводы - рабочим? - спросил Ильич громко и с прищуром.
Совет жахнул смехом того сильней, аж люстра дворянского стекла забренчала, а Будённый скатился под стол. Так продолжалось минуты три, с топотанием ботинок и сапог, с разнохарактерным смехом, стонами, рёвом и уханьем, но стоило только Ленину спросить "а власть кому?", как беснование прекратилось. И вопрос был вовсе не смешной, да и умел Владимир Ильич публику в руках держать.
- Прежде всего позвольте сделать необходимое заявление, - начал Ильич, когда воцарилась необходимая тишина. - Сегодня я понял, что умён.
Даже ближайшие соратники-партийцы такого не ожидали, повернулись к вождю мирового пролетариата с недоумёнными лицами. Даже Карл Маркс, который в этой зале был традиционно волосат, чуть не вывалился из своей рамки.
- Как-как вы сказали? - недоверчиво спросил Калинин.
- Да, представьте, умён.
- Вот те на - умён! - удивился Калинин и вслед за ним другие товарищи зашептали:
- Ну и ну! Ленин умён!
Даже Будённый, видя, что все повторяют "Ленин умён", встал, выправил покривившийся ус и сказал с оттенком личной обиды, невесть откуда возникшей:
- Всякое я, товарищи, повидал, но такого... Ишь ты, Ленин - умён!
И тут кто-то предположил, что Ильич хохмит, и совет вновь принялся смеяться, так и так мусоля слово "умён". Ай да Ильич, ну и затейник!
- А ведь я не шучу. Если говорю, то так оно и есть. Это вам, товарищи, должно быть известно, - ещё более озадачил всех Ленин.
- Ну хорошо, Владимир Ильич, тогда скажи, - встрял въедливый Калинин, - сколько будет два прибавить два?
Члены Совнаркома подхватили недоверчивое "сколько будет два и два", а Сталин, который некогда учился в семинарии и о многом слышал, поднялся и добавил от себя:
- Скажи своим товарищам, Ильич: сколько будет два прибавить два равно четыре?
Ворошилов, видя, что все спрашивают у Ленина ответа, тоже встал и спросил ответа:
- Я тоже хочу знать два и два четыре! Если ты в самом деле умный, если ты в самом деле коммунист, так скажи нам!
* * *
Ещё до заседания Владимир Ильич беседовал с Надеждой Константиновной.
- Наденька, налей, душенька, мне чаю.
- С молоком тебе или с лимоном?
- Позиции мои всё слабеют. В Совнаркоме я ещё чудачествами авторитет удерживаю... Что? А? Налей как знаешь. А вот в ЦК даже анекдоты не помогают. Кажется, власть утекает от меня. Архиважно что-то предпринять и незамедлительно. Но вот что? Не прибрать ли к рукам Наркомат продовольствия? Придут пайки получать, а там я сижу. Ну, кто теперь попляшет? И кто похохочет? А-а-а!
Надежда Константиновна поднесла чай. Другого она всё равно не умела, а чай иногда могла. Иногда ещё могла резать хлеб, но нож в руке рождал такие неприятные мысли, такие кровожадные образы, что глаза от них лезли на лоб.
- Ты, Володя, вождь мирового пролетариата, по тебе Коминтерн плачет, а ты хочешь как лавочник пайки раздавать?
- Что пайки? Тут ведь дело не в пайках, тут ведь во власти дело. Понимать надо. Хотя ты, Надя, конечно, права. Нельзя мне как лавочнику. Не по Сеньке шапка. Кстати, что за чай ты сделала? Что за взвесь? Неужели молоко с лимоном?
- Должно быть так. Я сама не знаю.
- Надя.
- Что?
- Надя, я хотел поставить наркомпродом тебя, но посмотри на этот чай - ты же глупа!
- Ну что не так, Володя?
- Как что? Молоко свернулось! Разве не знаешь, что от лимона молоко сворачивается? И откуда у нас лимон? Опять буржуя повстречала?
- Не знаю даже... Кажется, ходоки принесли.
- А если бы твои ходоки тебе чумную крысу принесли, ты бы тоже её в мой чай с молоком сунула?
- Ну, Володя, что ты такое говоришь...
- Сибирскую язву? Тиф? Сифилис, в конце концов?
- Ну не надо, не горячись.
- Глупа ты, матушка, ой глупа!
- Ну глупа, зато ты умён. Пей чаёк-то.
И тут Владимира Ильича осенило здравой мыслью. Не понимая себя он отхлебнул ужасного чая, бесчувственно пожевал завалявшийся бублик и рассудил так:
- Представь, что приду к ним и заявлю, что я умный. Что они сделают? Подумай-ка.
- И нечего думать. Захотел над ними выделиться, так тебя на место поставят.
- Каким же образом?
- Ну... - Надежда Константиновна едва задумалась. - Если ты скажешь, что умный, то кто-нибудь, скорее всего, Михаил Иванович спросит тебя что-то вроде "на скольких слонах стоит Земля?" или что-то подобное. Почему человек не летает, например.
- И что же я?
- А ты, Володя, не ответишь.
- А как же? Что же сказать тогда?
- Отвечай по обстоятельствам. Человек не птица, потому и не летает, а Земля стоит на четырёх слонах.
- А не китах ли? - засомневался Ленин, прищуриваясь.
- С китов бы она соскользнула. Они склизские. А слоны морщинисты, с них не соскользнёшь. Не говори про китов с ними, они не поймут.
* * *
- Отвечай же товарищам, Владимир Ильич! - кричали люди.
Возмущение нарастало, могло вылиться в истинно революционный гнев. В атмосфере чувствовалось приближение Фанни Каплан, а Ильич сидел и ничего не отвечал. Руки его уже обшарили пиджак от и до, а листочка с Наденькиными подсказками не сыскали. Ленин вскакивал периодически, и члены Совнаркома, думая, что он хочет говорить, смолкали, но вождь только совал руки в карманы брюк и в очередной раз ничего оттуда не доставал. В пиджаке не было, в брюках не было, в жилете не было. Словно сквозь землю провалилась распроклятая бумажонка! Что же там было? Ленин силился вспомнить, но никак не мог. В голову лезли страничные цитаты из Маркса, Плеханова, Баркова, но всё это было не то, совсем не то.
- А не немецкий ли это шпион?! - завопил вдруг Карл Радек. - Что-то не похож этот так называемый Ильич на нашего Ленина! Танцев не пляшет, песен не поёт, не хохмит, мохрой не угощает и, прошу заметить, на два и два четыре ответа тоже не даёт! Как считаете, товарищи? Ставлю на голосование!
- Чего тут голосовать? Расстрелять контру к чёртовой матери из всех револьверов!
- В стране голод, а он в президиум пролез, воду из графина пьёт!
- И пиджачишко-то на нём не нашего крою! По одёжке узнаю кайзеровскую гниду!
- Никакой это не Ленин! Наш Ленин волосатый, вон его портрет на стенке висит, и зовут его Карл Маркс, а не Ильич! К стенке этого империалистического прихвостня!
И несдобровать бы нашему Владимиру Ильичу, ведь уже самые верные партийные товарищи потянули к нему свои руки, но вдруг вспомнил он - кепка! В кепку сунул Наденькину бумаженцию! Схватил он кепку со стола, выдернул из неё листок, глянул в него и прояснился лицом.
- Четыре слона! Четыре слона, товарищи!
Хотя у многих коммунистов уже руки зачесались пустить кровь немецкому шпиону, но превозмогли, но сдержались, уселись по местам, отёрли проступивший гнев тряпицами и на Калинина уставились. Говори, староста!
- Да, вроде, верно, - ответил Калинин, хотя по неуверенному блеску очков было понятно, что верного ответа и сам он не знал.
- Что и требовалось доказать! - весело выкрикнул Ильич и пустился в пляс, следуя призывному пиликанью гармоники, назойливо зазвучавшей в его голове.
- А я всегда думал, что четыре, - признался Сталин. - Просто четыре, без слонов.
И хотя Будённый умом не блистал, честно скажем, среди товарищей считался человеком отважным и безрассудным, но он посмотрел сперва на Ленина, пошедшего вкруг трибуны вприсядку, а потом на угрюмого Сталина, замершего за столом, и выпустил из-под усов:
- А я и сейчас считаю, что без слонов лучше.
Поймал благодарный взгляд Сталина и добавил уже увереннее:
- В кавалерии, товарищи, лучше всего без слонов!
Да, вот с того-то времени и стали считать Ленина человеком умным, а чтобы не разувериться, написали ему несколько томов с цитатами и статистикой, с умными мыслями и наказами. Я один такой том читал, да всё не в толк. Впрочем, и Ленин, говорят, таки доплясался.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Представьтесь, пожалуйста, прежде, чем отправить сообщение.