Амфоризмы

Даже хорошая жена немного неверна своему мужу. То же и муж: как бы плох он ни был, но и он немного верен своей жене.

суббота, 31 декабря 2022 г.

Советский экзистенциализм на "Марксе" или Человеческий фактор среди чужих. Окончание

Начало

- Экипажу собраться в Ленинской комнате. Не забудьте, товарищи, партийные и профсоюзные книжки, - раздалось объявление в почти пустом корабле "Маркс".

Ночь была тревожной, бессонной, но экипаж, пробираясь по залитым кровью коридорам, собрался в Ленинской комнате. Правда, всего три человека: Спивак из штурманской команды, Варнаков и Кретарь. Больше выживших не было, кроме крыс, которые шуршали за антирадиационным кожухом своими утренними пайками.

Перепачканный кровью Спивак сидел в заднем ряду стульев. Лицо его выражало только ужас и желание спастись. Президиум занимал Варнак, совершенно чистый и с невозмутимым видом, и Кретарь с голыми волосатыми ногами и льняной рубахе, красные петухи на которой были почти не различимы за кровью, налипшей на них.

Иван Иванович вставил кассету "Свема МК-60" в магнитофон и нажал кнопку. Полились унылые звуки гимна Советского Союза и хор, звучавший с коровьей медлительностью и той же безыскусностью, взывал к гордости и торжественной почтительности. Спивак и Варнаков встали, как и полагалось. Кретарь остался безучастен и бродил взглядом по своим ободранным коленям, измазанным засохшей кровью. Он стал отколупывать кусочки и совать их в безвольный рот с отставшей от зубов нижней губой.

- Да здравствует созданный волей народов великий, могучий Советский Союз! - пропел хор и хотел уже войти в великое могущество припева, но тут плёнку в магнитофоне зажевало и наступила тишина.

- Вы сегодня без галстука, товарищ Кретарь, - с упреком произнёс Варнаков, извлекая плёнку из магнитофона и ставя в него новую. Он презрительно посмотрел на голые ноги секретаря и особенно презрительно на бесстыдно видневшийся из-под задравшейся православной рубахи волосатый пах, так не вяжущийся с ни с лысой головой, ни с Ленинской комнатой.

- Начинаем утреннюю гимнастику. Приготовьтесь к выполнению гимнастических упражнений, - произнёс тенор из магнитофона.

Спивак, вяло упавший на стул после недослушанного гимна, послушно, но столь же вяло поднялся. Варнаков молодцевато изготовился к упражнениям. Кретарь отправил в рот очередную коросту.

- Выпрямьтесь. Голову повыше. Плечи слегка назад. Вздохните, на месте шагом марш!

- Встаньте, товарищ Кретарь, и делайте гимнастику как все, - приказал Варнаков, начиная марш.

Сергей Евгеньевич послушно поднялся, одёрнул присохшую к животу рубаху. Лицо его было равнодушно и готово ко всему. Голые ноги задвигались, ступни зашлёпали по полу, пальцы теребили в паху.

- Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре, - диктовал тенор, и бодрое пианино оптимистично бренчало, задавая темп. Музыка, хорошо подошедшая бы к какой-нибудь древней советской комедии, навевала хорошее настроение и беззаботность.

- Упражнение закончено. Теперь надо потянуться и глубоко подышать, - сказал диктор. - Ноги поставьте на ширине плеч, руки согните перед грудью. Пальцы соприкасаются, локти в стороны. Сжимая пальцы в кулаки, разогните руки в стороны...

Спивак сжимал и разгибал. Разгибал и сжимал Варнаков. Кретарь плохо разгибал и совсем не сжимал. Он недостаточно хорошо понимал, зачем сейчас нужно что-то сжимать и разгибать. 

- Сжимайте и разгибайте, Сергей Евгеньевич! На вас люди смотрят! Подайте им пример! - рассердился Варнаков.

- Пример? - спросил секретарь, едва сжав и почти не разогнув.

- Пример, пример! Кто у нас капитан и секретарь партийной ячейки? Если уж вы не станете сжимать и разгибать, то кто тогда станет?

- Кто? - спросил секретарь и капитан, разогнув, но совсем не сжав.

- В том и дело, что никто! Никто не станет! 

- Руки в стороны, потянуться! - не унимался диктор, а пианино заиграло что-то нежное в ритме вальса.

- Тянитесь! Тянитесь, товарищ! - сердился Варнаков.

Лицо Кретаря стало плаксивым, в глазах появилась влага, он не знал куда тянуться и зачем.

- Раз, два, три, четыре. И ещё раз.

Но магнитофон "Элегия" снова начал элегично жевать плёнку, и тенор, как и его пианино, умолки после некоторой борьбы. Опять настала тишина, только в переборках что-то тихонько сопело.

Спивак упал на стул, как марионетка с обрезанными нитями.

- Что ж, мы сделали что могли, - заключил Варнаков. - Давайте проведём политинформацию.

Свежий номер газеты "Правда", уже пожелтевший по краям за время полёта, возник в руках начальника 1-го отдела.

Оказалось, что весь советский народ единодушно приветствует грядущую 32-ю Всесоюзную конференцию сторонников мира. Особенно активно откликнулись на событие крестьяне, рабочие и интеллигенция Советского Туркменистана. На собрания, посвящённые выборам делегатов на Конференцию, собрались все жители, все сторонники мира и содружества трудящихся. В колхозе имени Дружбы народов необыкновенное воодушевление: лозунгами, флагами и праздничными национальными одеждами пестрит собравшийся в правлении народ.  Выступает один из старейших колхозников, почётный аксакал Бату Калымджаев.

- Я предлагаю избрать нашим делегатом лучшего бригадира-хлопкороба Ата Кашалакова. Он отлично справляется со своей работой, награждён грамотами, хорошо показал себя в уборочной кампании прошлого года, да и в этом году его показатели выше многих. Он хороший зять и муж, его дети - примерные пионеры и хорошо учатся в школе.

Заслушав выступающего, собрание единодушно выбрало делегатом на 32-ю Всесоюзную конференцию сторонников мира Героя Социалистического Труда Ата Кашалакова.

Не ослабевает решимость советского народа собрать урожай нынешнего года. К несчастью, погода ставит препоны этой благородной цели: где-то ударили первые морозы, где-то выпал первый снег. Но и эту неприятность советский человек берёт себе на пользу, ведь комбайн и грузовик не вязнут на замёрзшей дороге.

- Зерно давно осыпалось, - переживает комбайнёр Сталинградской области Воропащий С. А., - его уже не убрать.

Но партийное руководство области не сидит сложа руки. Тысячи учащихся, рабочих, работников науки и искусства выступают с инициативой помочь сельскому хозяйству, ведь от собранного урожая зависит не только их благосостояние, но и экономика всего Советского Союза. Координация работы автобусно-транспортных предприятий и коллективных хозяйств позволила Сталинградскому парткому вывезти на поля всех желающих помочь собрать и сохранить урожай.

- Никто не сидит без дела, - оптимистично утверждает академик АН СССР Лев Анатольевич Блатман. - Здесь, на поле, можно увидеть всех: и студентов, и аспирантов, и даже я, как видите, взял в руку лопату.

Очевидно, что с такими людьми борьба за урожай может окончиться только победой!

С другой стороны, страны НАТО всё туже затягивают удавку вокруг...

Спивак вдруг поднялся и вышел.

- Спивак! Вернитесь! - крикнул Варнаков, но дверь захлопнулась. - Спивак! Я кому говорю! Взносы кто платить будет?!

Через мгновение раздался крик, рычание, дикий визг, резко превратившийся в тревожно хлюпающие звуки. Что-то проволокли по коридору в сторону рубки, и снова стало тихо.

- Чёрт-те что творится! - хлопнул по столу ладонью Варнаков. Гранёный стеклянный графин задребезжал неплотно вставленной пробкой. - Ещё и магнитофон кассеты жуёт!

- Жуёт? Кто жуёт? Кого жуёт? - слабоумно спросил Кретарь, лежащий лицом на столе.

- Плёнку изжевал, видишь?! А ты сидишь как тюфяк!

- Надо что-то делать, Ваня. Надо хоть что-то делать. Он ведь Жанночку убил.

- Что делать, товарищ Кретарь? Что вы предлагаете?

- Экспедиция в опасности, Ваня, - равнодушно мямлил Сергей Евгеньевич, катая карандаш перед своим носом. - Убить надо это чудовище. 

- Никого не надо убивать, товарищ Кретарь! - ответил Варнаков.

- Надо, Ваня, иначе он всех нас убьёт.

- А я сказал: не надо, товарищ Кретарь - настаивал Варнаков.

- Надо, Ваня, надо. Возьмём пистолеты, пулемёты и убьём. Мы должны отомстить за павших товарищей, за мою Жанночку.

- Вы ничего не сделаете, товарищ Кретарь.

Тон Варнакова стал стальным. Он не убеждал, а приказывал. Но Кретарь встал, посмотрел на него всё так же безучастно или даже обречённо, и, не собираясь спорить, известил:

- Я пойду в оружейную комнату.

- Товарищ Кретарь, это существо нельзя убивать! - закричал непослушному капитану Варнаков. - Его нужно сохранить!

- А зачем? Что нам с этого? Нам нужно убить это чудовище и вернуть корабль на Землю, чтобы сохранить имущество, а больше мы ничего не сможем, - сказал Варнаков и достал из ящика стола ключ с биркой, на которой химическим карандашом было написано "Оруж. к-та".

Но Варнаков остановил его и усадил обратно за стол.

- Нам с вами, товарищ Кретарь, никакого толку нет. Но мы тут не для личного толку, а по заданию партии. И вот ради партии мы должны делать своё маленькое дело, нравится оно нам или нет. Мы никого не будем убивать. Мы вернём корабль на Землю. Мало того, мы уже давно летим на Землю, а не в пояс астероидов. Мы должны привезти инопланетное существо живым и здоровым.

- Зачем же, Ваня? Он же всех убил, он плохой. Он и там всех убьёт.

- Это не наше дело, товарищ. Это идеальное существо. Из него на Земле, когда мы туда попадём, вырастят настоящего чекиста, каким и должен быть чекист: с холодной головой, горячим сердцем и умением расправляться с врагами Советской власти. Выучится в Высшей школе КГБ, получит звание - и готово. Понятно говорю, товарищ?

- Понятно, Ваня. Я пойду в арсенал, - апатично ответил Кретарь и поднялся.

Но Варнаков не отпускал его. Видя, что Кретарь в своей православной рубахе может наделать бед, он взял газету "Правда", в которой терпела крах экспедиция Великобритании, а урожай был успешно убран с перевыполнением плана, и свернул её в плотную трубку. Трубка получилась недостаточного диаметра. Варнаков развернул трубку и добавил к ней номер "Комсомольской правды", взятой на борт для Гарина. Трубка снова получилась тонкой.  Тогда в ход пошёл номер "Пионерской правды", неизвестно как оказавшейся среди газет, и в которой говорилось о том, как давно и неуклонно набирает силу Тимуровское движение в Таджикской ССР, и как пионеры спасают несмышлёных тюленят, раненых белыми медведями в Алма-Атинском зоопарке, и как юннат Алёша Смирнов четвёртый месяц одомашнивает дикого кабана при помощи свекольной ботвы и картофельных очисток.

Теперь трубка получилась нужного диаметра. Варнаков схватил Кретаря левой рукой, затащил его на стол и уложил на спину, после чего стал запихивать газеты в его рот. Секретарь пытался жевать газеты, пока не понял, что Иван Иванович не кормит его, а пытается убить всеми этими правдами и неправдами, скатанными в трубку. Он захрипел, ноздри раздулись. 

Казалось бы, партийная дисциплина должна была возобладать в секретаре партийной ячейки, он должен был уступить требованиям начальника 1-го отдела, но что-то в Сергее Евгеньевиче было не так, как хотелось бы. Прошла и апатия, и бессилие, и партийная дисциплина, а возник тот человек, каким он и бывает безо всяких тормозов. Кретарь вдруг сильно ударил Варнакова в грудь, да так, что тот упал и задёргался, как никудышный паяц. Потом Кретарь извлёк из себя газеты, отплевался и накинулся на начальника 1-го отдела, ударяя газетами в голову. Тот пытался сопротивляться, но движения его рук стали неточными, бестолковыми и если мешали секретарю, то совсем немного. 

- Попортил ты мне кровушку, козлина вонючий! Порешу тебя! Порешу, суку! - кричал гневно Сергей Евгеньевич, брызжа слюной и тыкая твёрдой связкой газет в голову Ивана Ивановича. Удары оставляли в голове странные вмятины, газеты постепенно сминались, Варнаков хрипел и издавал нечленораздельное, но означавшее несогласие с методами Кретаря клокотание. 

Безмолвный космос наблюдал за борьбой двух людей с абсолютным равнодушием - так можно было бы сказать в художественном отвлечении от будораживших кровь событий, но не космос, а пара вполне человеческих глаз наблюдала за происходящим из приоткрывшейся потайной двери в Ленинской комнате. В этой комнате находилась наглядная агитация, плакаты, кумачовые транспаранты, флажки, и портреты Ленина, поэтому туда почти никогда не заглядывали. Человек, которому принадлежали эти глаза, только смотрел и ничего не предпринимал.

Когда "Правды" пришли в негодность, запыхавшийся Кретарь поднялся над начальником 1-го отдела. Не смотря на то, что лицо Варнакова было изуродовано, сам он тяги к жизни не потерял, а всё так же брыкался и махал руками. Правда, не пытался он и встать.

Понимая, что чекистскую сволочь необходимо добить, Кретарь осмотрелся в комнате в поисках оружия. Была агитация, были красочные плакаты, посвящённые освоению советского космоса, была корабельная стенгазета, которую перестали выпускать почти сразу после вылета. Был флаг СССР на хорошем сосновом древке, но он был намертво прикручен к поставке, как и вся мебель в комнате. Казалось бы, нечем убить человека в Ленинской комнате, не предназначена она для этого. Разве что графин.

Кретарь схватил гранёный графин, выпил воду в три глотка и, как следует размахнувшись, разбил его о голову Варнакова. От такого удара любой человек, даже чекист, погиб бы немедленно, но хоть голова Варнакова и свернулась на бок, а всё же он был жив. Мало того, речь вернулась к нему и движения стали более скоординированными. Он поднимался, медленно и уверенно.

- Предатель! - шипел чекист.

В экипаже, когда этот экипаж ещё был жив, посмеивались над Варнаковым за то, что он один не имеет собственной каюты, живёт на посту секретной связи и как-будто даже не ест ничего, и уж точно не моется. Приписывалось это чекистской природе: дескать, обучают их аскетизму и выносливости, чтобы бдительнее быть и вовремя распознавать врагов социализма; что принимают они секретные препараты и ни в чём не нуждаются; что даже женщины им нужны только как сексоты или уборщицы. Это казалось сказками, но иначе объяснить Ивана Ивановича никак было нельзя.

И тут Сергей Евгеньевич вдруг понял, что всё это и было сказками, потому что перед ним со свёрнутой на  бок головой поднимался хоть и несомненный чекист, но совсем не человек, а робот, так называемый андроид в овечьей шкуре советского человека. Из-под порвавшейся искусственной кожи торчали трубочки и детали скелета, на пиджак проистекала красная питательная эмульсия, пачкая его и приводя в неприглядный вид. Мало того, одежда Варнакова была не одеждой, а частью тела, выглядевшей как одежда. И глаза, что можно было бы заметить и раньше, если бы в них хоть раз кто-нибудь заглянул без стеснения и страха, человеческими не были. В них было нечто неправильное, чужое, идущее от примитивизации атеистического экзистенциализма, выраженного Достоевским фразой "Если бога нет, то всё дозволено".

Это "всё дозволено", как то, что какая-то железяка управляет нормальными людьми, то есть коммунистами, указывает им, наказывает их, очень сильно возмутило Кретаря. Всколыхнулось в нём негодование за то, что он терпел со стороны Варнакова надзор и одёргивания, его доносы и приказания, его вежливую презрительность. И по его, Варнакова, вине ситуация на "Марксе" обернулась таким кошмаром, что речи ни о каком продолжении экспедиции уже быть не могло. Это Варнаков не принимал никаких мер, это Варнаков читал газету "Правда", это он мешал собирать взносы, это он хотел спасти чужого, чтобы сделать из него ещё более беспощадного надсмотрщика над прогрессивным советским народом.

Только не хотел, а и до сих пор хочет.

В Ленинской комнате было два бюста, две чугунных головы, выкрашенных битумным лаком. Они не прикручивались намертво, а вставлялись в хитроумные крепления. Бюст Ленина был невелик, потому что Ленин пусть и был необыкновенно большеголов, как мы знаем, но не имел волос. А вот Маркс был не только большеголов, но и изрядно волосат, что в социальном плане отражается на авторитете, а в чугунном выражении сильно усугубляет вес изделия. Именно к Марксу метнулся Сергей Евгеньевич Кретарь, вынул его из крепления и, вознеся над головой, словно каменную скрижаль, обрушил на голову Варнакова, шедшего к нему с протянутыми руками. Надо полагать, что чугунный Маркс куда существеннее бумажной "Правды", пусть и явленной в трёх ипостасях, поэтому не удивительно, что урон, нанесённый Марксом андроиду Варнакову оказался фатальным для последнего.

Рухнули все трое: Варнаков с Марксом и следом обессилевший Кретарь в православной рубахе с петухами. "Вот тебе, вот тебе," - шептал Сергей Евгеньевич и тыкал пальцем в искусственное естество начальника 1-го отдела. Совсем один остался он на корабле, и это было так страшно, так безнадёжно, так горько. Захотелось ему прижаться к маме, к её груди, чтобы она обняла его и защитила, и вытерла слюни и слёзы, и повела за стол - к пирожкам и чаю, и чтобы по радио звучала программа "С добрым утром", и чтобы всё сделалось хорошо.

Однако мама его погибла по время уборочной кампании 2084 года. Когда оба комбайна её колхоза вышли из строя, когда мужчины опустили руки, когда сам председатель со счетоводом побежали в сельпо за водкой, понимая, что зерно уже не спасти, она повязала волосы белым платком, взяла в руки серп, запела задорную частушку и повела за собой женскую бригаду. И подхватили её частушку бабы, и взяли в руки серпы, и пошли за нею жать хлеб. И была она впереди всех, воодушевляя остальных своей уверенностью и деревенской бабьей силой. Лицо её заливал пот, слепни ели его, мухи роились над нею тучами, но упорно шла она и жала, и жала, и жала. И даже когда поле кончилось, и начался перелесок, и тогда не перестала жать она, срезая траву,  кустарник и мелкие деревья. И только когда уткнулась она в берёзу, и застрял серп её в мощном комле, покинули силы 80-летнюю женщину, и испустила она дух.

- Мамочка, - заплакал Сергей Евгеньевич, - слышишь ли ты меня? 

Едва слышно скрипнула потайная дверь, и человек, следивший за битвой коммуниста и чекиста, намеревался покинуть своё убежище, но тут распахнулась другая дверь, совсем не тайная, а входная, и в комнату вошёл чужой.

Если когда-нибудь "Мосфильм" или "Одесская киностудия" снимут кино по этим событиям, то наверняка сделают чудовище страшным, свирепым и жестоким, похожим на фантастическое животное, лишённое эмпатии и движимое только одними инстинктами. В действительности же это был простой русский мужик: в лаптях и онучах, широких портах, просторной серой рубахе и с подвязанными по лбу волосами. В другой момент можно было заметить его в тренировочном костюме и остроносых туфлях или даже в пиджачной паре, или в сетчатой майке, шортах и шлёпанцах, но всегда лицо его оставалось мужицким, пустым, бессмысленным и одурелым от собственной простоты, никчёмности и забитости.

Этот мужик, грязный, слипшийся от кровавой бойни, оглядел присутствующих, включая Ленина и Маркса, определил самого живого из всех и принялся раздирать его громадными ручищами, кусать и вырывать зубами куски. Кричал Кретарь, трещала его рубаха, красные петухи кукарекали кровью. Уже жизнь покинула его, а мясо ещё дёргалось как от бесчеловечных терзаний, так и само по себе, движимое остаточными нервными импульсами.

И вот тогда потайная дверь открылась, и вышел из неё начальник БЧ-5 Тарачугин с автоматическим дробовиком в руках.

Тарачугин первым заметил чужого на корабле и смекнул, что ничего хорошего не предвидится. Он загодя перетащил часть продовольствия в тайную комнату, запасся оружием и стал ждать. Он сам был коммунистом и прекрасно понимал, что партийный экипаж ничего не сможет сделать с этим чужим, что он погрязнет в собраниях, резолюциях и чтениях пропаганды. Видимость деятельности прекрасно заменяет реальные действия да к тому же гораздо легче производится.

Когда-то давно он не был коммунистом, а был таким же простым мужиком. Однажды, перед каким-то серьёзным боем, он подал заявление в партию, думая, что уже не вернётся, а жене и детям его что-нибудь перепадёт, но в бою неожиданно не погиб, а в партию его приняли. Потом было усмирение прибалтов, потом он отражал нападения хунхузов, потом был миротворцем в Грузии, потом уничтожал пятую колонну в Молдавии, потом колесил на танке по Украине, потом добивал окопавшуюся гниду в Москве, потом были басмачи, кавказцы, белорусы, финны, немало интеллигентской гнили по всей России, бунты на зонах, Африка, Ближний Восток и Средняя Азия, снова Афганистан, бесславное освобождение Корейского полуострова, конфликты с Китаем и что-то, что совсем уже выпало из памяти по причине малозначимости, вроде каких-то терактов, которые то ли нужно было совершать, то ли предотвращать, то ли и то и другое одновременно.

Остались только сны, которые не давали ему покоя своей непрекращающейся однообразностью: всё время приходилось в кого-то стрелять, от кого-то бежать, ловить пули, рубить сапёрной лопатой, и всегда либо не хватало патронов, либо не было времени на перезарядку, а врагов было много, очень много, они дышали в лицо, и он колол и колол их. Он просыпался с таким сердцем, что не помогали ни лекарства, ни алкоголь, ни семья, ни работа. Он был проклят на всю жизнь и однажды понял то, что однажды вляпавшись, ему уже никогда не отмыться. 

Помимо этих снов была ещё и действительность, в которой существовали эти странные, чужие ему люди, которые не понимали ни войны, ни долга, ни даже того простого, как правильно убить человека с минимумом усилий. Они требовали от него вещи, которых он не понимал. Они объясняли ему вещи чужие для него и потому противные. А он просто пытался держаться, чтобы не стать тем собой, которому не было места в мирной жизни.

Но вдруг настал миг, когда это место нашлось. Все эти люди были мертвы, а он стоял один на один с другим таким же чудовищем, пожиравшим себе подобных с необъяснимой кому-то другому охотой, не ведавшим сострадания, не знавшим границ. Они оба были чужими для всех, никому не нужными существами, одно из которых из страданий своих, а другое - из страданий других, вынесли вывод, что следует убивать, потому что в данной реальности это выход, который если и неправилен, то единственно возможен.

И они сошлись в ненависти друг к другу, и началась их борьба.

И полетели капли на свежий номер "Правды", из которого следовало, что советское государство ежегодно тратит огромные средства на улучшение здоровья своих граждан. Ширится сеть аптек, уже почти в каждом населённом пункте СССР можно купить пирамидон, аспирин, стрептоцид и резиновые товары: спринцовки, грелки, жгуты. К сожалению, руководители химико-фармацевтической промышленности не всегда учитывают сезонный фактор некоторых заболеваний, поэтому нередки случаи, когда советский человек сталкивается с нехваткой средств от кашля, простуды, желудочно-кишечных расстройств. Однако наладилось производство средств женской гигиены. Теперь советские женщины могут свободно купить как вату, так и марлю, не боясь дефицита этой продукции.

На Совете министров СССР первоочередным оказался вопрос по пережогу угля. Эта претензия была высказана министрам чёрной металлургии и энергетики, плановые показатели у которых остаются неизменными, а потребление коксующихся углей год от года возрастает. Совету министров ясно, что это не производственный фактор, не технологическая необходимость, а попустительство и разгильдяйство руководителей министерств и подчинённых им руководителей на местах. Указанным министрам выдано поручение исправить ситуацию с пережогом ценнейшего ресурса и отчитаться на итоговом годовом совещании. Головотяпство в таких важнейших отраслях советской экономики недопустимо, поэтому оно будет искоренено.

Сборная СССР по футболу провела отборочный матч в рамках Чемпионата мира с командой Папуа-Новая Гвинея. Команда этой страны - новички в международных соревнованиях и их подготовка к Чемпионату пока что хромает, поэтому наши прославленные футболисты ожидаемо одержали верх. В первом тайме отличились нападающие Гадов, Ползунов и полузащитник Чахлых. Во втором тайме показал себя лидер юношеской сборной СССР Непоспелов. Итог: 28-17 в пользу нашей сборной.

И разумеется, полёт советской экспедиции к поясу астероидов на корабле "Маркс" проходит штатно. Работа систем корабля и экипажа не вызывают нареканий. Космонавты шлют приветы своим родным и всему советскому народу.

- От лица экипажа хочу сказать, - докладывает капитан корабля С.Е. Кретарь в ходе сеанса удалённой связи, - что хоть нас и Землю отделяют миллионы космических километров, хоть между нами и протянулась вакуумная пустота, но мы не теряем присутствия духа. Мы регулярно читаем новости родной планеты, живём её ритмом, и если о чём-то скучаем, то только о том, что сами не можем пока что участвовать в жизни нашей великой страны. Но выполняя нашу сложную и ответственную работу, знаем одно: мы доведём её до конца, чего бы нам это ни стоило, мы достигнем своей цели и выполним задание так, что ни один человек на Земле не сможет усомниться в том, что гражданин СССР и в космосе остаётся гражданином СССР. Через трудности, через испытания, через космическую отчуждённость мы пронесём имя Человека, покажем всей Вселенной силу нашей воли, нашей решимости и нашего советского гуманизма.

КОНЕЦ


Комментариев нет:

Отправить комментарий

Представьтесь, пожалуйста, прежде, чем отправить сообщение.