Почти никому не нужная женщина

Как звали эту женщину - неизвестно. Это и не важно, точно такую же, ну или очень похожую, можно встретить всюду. Да вы видели её, правда. Вспомните: не очень заметная, сторонящаяся знакомств, со всеми вежливая. Она не очень заметная, она думает, что нескромно быть заметной. Она сторонится знакомств, потому что не ждёт от людей доброты и порядочности. Она вежлива, потому что вежливость - это защита от мира, ищущего знакомств. Она никому не нужна, она потихоньку начинает не любить этот мир.


В голове у этой женщины всё было в порядке. Там не было сомнений, ребячества, поиска. Там все вещи лежали на своих полочках, аккуратно подписанные круглым женским почерком. Лампа была лампой, она должны была светить. Огурец был огурцом, который нужно было порезать, посолить, полить маслом или перемешать со сметаной и съесть. Платье нужно было носить и стирать, пока оно имело приличный вид, хотя носить его было некуда и вид оно имело приличный всегда.

Только две вещи доставляли ей беспокойство. Первой вещью был мужчина, который тоже лежал на своей полочке, подписанной "настоящий мужчина". Он был верный, любящий, заботливый. Он чистил картошку, не пакостил в туалете, его туфли были всегда блестящи, как у Гоги-он-же-Жоры из "Москва слезам не верит". Он был очень хорош, он был идеален. Но хоть этот мужчина лежал на полочке и, вроде бы, вёл себя вполне прилично, но хозяйке постоянно приходилось хватать его, думать о нём или мерить по нему тех мужчин, которых она видела в реальной жизни. Если бы он не лежал на своей полке в её голове, то женщине было бы легче, она бы не суетилась вокруг этого вопроса. Но он, паршивец, лежал. Он был в ней, внутри неё всегда.

Вторая вещь была совсем другой, чем прочие. Поначалу женщина даже не давала этой вещи имя, не отводила для неё полочку. Странная вещь вела себя как мышь, вдруг появляясь, вдруг пропадая, тревожа или даже пугая. Когда же появления эти стали повторяться чаще, то женщина отвела вещи полочку и написала "страх одиночества". Вещь заняла своё место и уже не пряталась.

Страх одиночества не любил Настоящего мужчину. Часто вздоря, они вели беспокойную жизнь, норовили устроить беспорядок и, разумеется, мешали женщине вести хоть и несчастливую, но более-менее спокойную внешне жизнь. Она стала нервничать. Она забеспокоилась о психическом здоровье. Надо было что-то с этим делать, и женщина, немного преобразившись в меру своих скромных представлений, стала гулять по улице. Совсем не в магазин и не на работу, а как бы вовсе бесцельно. Как гуляют спокойные и счастливые люди, оказавшись в парке солнечным, но не жарким днём. Если вы затрудняетесь представить это, то добавлю, что обычно там поют беспечные птицы, лёгкий ветерок курчавит изумрудные кроны благородно-величественных деревьев и разве что собака, глупое животное, выскочит на видное место и отложит кучку своего диссонанса на полотне этого эстетического совершенства.

На одной из таких прогулок она увидела мужчину, который тоже гулял, сравнила его со своим "настоящим мужчиной" и внутренне дрогнула, поняв какими-то своими органами чувств, что это, по всей видимости, нечто очень похожее. Она догнала этого нового человека, и его туфли оказались начищены. Она мельком взглянула в его лицо, и это оказалось лицо благородного человека. Она взяла его за руку, и это была тёплая и ласковая рука. И тогда она, позабыв про страх и про своё пугливое "Вы", заговорила  с ним просто и открыто, и даже голос его оказался именно таким, как необходимо. "А что ты любишь?" - спрашивала она, и он любил то, что требовалось. "А что ты думаешь об этом?" - спрашивала она, и он думал об этом так, как и не снилось. "А если бы с тобой случилось так?" - спрашивала она, и он поступал самым наилучшим образом.

Она, эта женщина, находилась в состоянии такого восторга, что едва не ударилась в ребячество. Всё внутри неё скакало и радовалось, и она хотела скакать и говорить этому человеку "ну почему же ты такой хороший!" Но только бы он сам ничего не сказал, ведь она знала ответ и могла бы тут же ответить "потому что ты мой". Она смотрела на мужчину такими большими глазами, какие бывают только у маленьких детей и голодных собак.

Настоящему мужчине внутри неё стало тревожно. Я даже не говорю про Страх одиночества - тот пропал сразу, но Настоящий мужчина не мог никуда исчезнуть, это он был тут навсегда, а не какой-то пришелец. Однако присутствие реального мужчины ставило под угрозу необходимость Настоящего мужчины. Ему не хотелось бы стать ненужным, как не хотелось бы стать ненужным никому из вас. Через туманящийся взор своей хозяйки он разглядывал другого мужчину, который претендовал стать настоящим, но не находил в нём никаких для этого оснований.
Его туфли начищены как у Гоги-он-же-Жоры? Но показатель ли это?
Он заботлив, он нежен? До каких пор?
Он верен? Каким же недостатком компенсируется это достоинство?
Да хоть бы он пукнул, так громко пукнул, как только может пукнуть верный и нежный мужчина в блестящей обуви! Она этого не переживёт, ведь я - Настоящий мужчина - не пукаю никогда!

Так думал Настоящий на своей полочке, но никто и не думал пукать, а все только пялились друг другу в глаза, словно это были не глаза, а зеркала, в которых они отражались в самом распрекрасном виде. Все только молчали и дышали, как делают только дети, когда не знают ответ для учителя, и влюблённые, которые впервые влюблены. И те и другие не от большого ума молчат и дышат.

Какое-то время это молчание и дышание, вероятно, продолжалось бы, пока силы не оставили бы мужчину и женщину, имена которых мы не знаем, и они не рухнули бы в изнеможении в первую подвернувшуюся постель, какие обычно поджидают своих жертв в самых неожиданных местах, но так случилось, что никакого "вероятно" не произошло, а произошло то, что маловероятно, но иногда случается в этом мире, кипящем броуновским движением вероятностей, в особенности если два человека вышли из эстетически совершенного парка (не берём во внимание собаку) и остановились возле проезжей части уродливого мира, смотря друг другу в глаза, как две голодных или впервые влюблённых собаки. Рядом с ними остановился автомобиль, из которого вышло нечто, совсем в этой сцене неуместное, уставилось на мужчину совсем не собачьим взглядом, а скорее, взглядом хозяйским, и тревожащим суровостью тоном произнесло:"Жора, кто это?" А Жора (видимо, это был всё-таки Жора) даже не знал кто это, он не успел это узнать, поэтому ему трудно было предоставить своей жене что-то вразумительное, кроме честного лица, нежных рук и блестящих туфель. Иными словами: он не нашёл ничего, чтобы её удовлетворить, даже если бы она была способна чем-нибудь удовлетвориться в этой щекотливой ситуации. Он просто повернул свою обувь в сторону её автомобиля и через несколько ударов сердца сидёл внутри. Да и как иначе, ведь действительно был верным, добрым и всё такое. Возможно, что он даже имел представление о долге, как бы странно это нам ни казалось в наше ипотечное время.

И сразу пошёл дождь, сразу стало мокро. Машина завозила по стеклу "дворниками" и сердито умчалась в другую действительность, где добро и нежность заперты в клетке долга, а наша женщина осталась почти одна, мокрая и трепещущая, как оборванная нить на холодном ветру. Можно было бы сказать, что она осталась совсем одна, ведь вместе с этим мужчиной пропал и её Настоящий мужчина, его полка была пуста, но сказать так было бы неправдой. Она не была одна. Страх одиночества вылез из ниоткуда и смущённо улыбнулся своему маленькому счастью - почти никому не нужной женщине.